IV

Дух как личность

Неудивительно, если на данной стадии изучения нашего странного слова «Дух» читатель оказался в некотором недоумении от представшего перед ним парадокса. Ибо как совместить «мирные действия вечного Провидения»¹ с этими внезапными вторжениями Жизни и Силы, с этими личными и непредсказуемыми встречами, о которых неизменно свидетельствует религиозная интуиция великих душ? Однако именно эти контрастные переживания Реальности того Духа, Который, по словам св. Фомы Аквинского, «приводит Бога в душу и одновременно помещает душу в Бога», и создают основу полноценной жизни веры. И хотя мы должны признать полное тождество Созидающего Духа, явленного нам в физической вселенной, и Святого Духа Божьей любви, здесь мы, тем не менее, сталкиваемся с опытом совершенного «иного» характера, и никакой естественный мистицизм не сможет подготовить к нему душу. Чем больше душа осознает истинную суть реальности, тем лучше она понимает, что вся жизнь погружена в живой духовный миропорядок, насквозь пронизана им; она все время испытывает новые побуждения, личные озарения, призывы и прозрения, непрестанно ощущает возможность новизны, по мере того как вечный духовный миропорядок заполняет собой разворачивающиеся во времени события и действует на них и через них. Весь мир действительно «отяжелен Богом»; однако не менее верно и то, что ключевым словом нашей духовной жизни является слово «Приди». «Сила Духа» не является врожденной принадлежностью тварного человека. В мире нет места, где не было бы Бога, и нет ни одной ситуации, где Он не предварял бы нас; однако призыв к маленькому Самуилу – как и к юному Исаии в храме, и к Савлу на дороге в Дамаск – донесся из другого измерения.

Здесь в самую пору обратиться ко второму имени Бога, которое как нельзя лучше подтверждают опыт и учение Самого Христа: «наш Небесный Отец», – ибо в нем слышатся многообразные намеки на личное действие, проистекающее из личных отношений, и оно придает четкий контур тому ощущению бескрайнего Духа, на котором зиждется естественная религия. Это имя ведет нас дальше благоговейного чувства перед лицом неизмеримой и «совершенно иной» Реальности – и даже дальше твердой веры в созидающее и воспитующее Присутствие, породившее «все, что есть». Оно намекает на куда более близкую связь, на глубинное родство внутренней природы, на узы любви между «возносящим Духом и вознесенными душами». Оно устанавливает взаимоотношения, позволяющие нам понять, что все дары и озарения, все подлинные завоевания нашего малого опыта даются тварному, чувственно-ориентированному существу благодаря свободному и щедрому действию внепространственной созидательной Силы, пребывающей внутри его души.

Veni, pater pauperum,

Veni, dator munerum,

Veni, lumen cordium

Приди, Отец нищих,

Приди, Податель даров

Приди, Свет для сердца

Религия насквозь пропитана этой убежденностью в  человеческой неполноценности, в нашей зависимости от   разумной, личностной Реальности, Которая не только может восполнить, но и действительно восполняет недостатки твари, вышедшей из животного мира и, тем не менее, обладающей способностью познания Бога. Христианская литургия снова и снова возвращается к мысли о том, что нам что-то дается, посылается, изливается из сферы Трансцендентного, так что каждое таинство становится поводом получить небесный дар. Rorate coeli desuper! Излей в наши сердца любовь к Тебе! И хотя то чувство вторжения (даже самое сокрушительное), какое мы испытываем в моменты великого преображения, безусловно, можно объяснить узостью нашего пространственно-ориентированного сознания, чувство это все-таки не лишено ценности – хотя бы из-за того, что поддерживает в нас ощущение зависимости от реально присутствующей, но безграничной Силы.

От размышлений о Тайне бытия настало время обратиться к нашему собственному, не менее таинственному положению, к нашим гадательно-прозреваемым, но непосредственным отношениям с этой невидимой, всепронизывающей Реальностью. «Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии»². Пришла пора взглянуть на те элементы нашей собственной природы, которые невозможно объяснить нынешним, завязанным на времени миропорядком и которые столь тонки и незаметны и проявляются так непостоянно, что мы легко о них забываем. Прежде всего, стоит упомянуть нашу любопытную способность выходить за рамки линейной последовательности и видеть ее неполноту, наше странное чувство, что временной мир – это прах и пепел. Это чувство практически всегда является частью полного духовного пробуждения, частью свидетельства о нашем таинственном родстве с Неизменным. Хотя мы растем внутри времени и оно во многом формирует наш взгляд, благодаря этим знамениям мы знаем, что являемся гражданами иного, вневременного, вечного мира. Наш малый тварный дух вышел из Бога-Чистого Духа, обязан своим существованием Ему и полностью от Него зависит. Не будь так, человеческая душа никогда не знала бы реалистичного опыта Духа, присущего зрелому, развитому религиозному чувству. Бог, будучи Абсолютным Бытием, является также Отцом, Источником и Началом человеческих душ.

Однако мы вовсе не пытаемся выставить наши отношения с Духом как отношения чего-то конечно-тварного, пребывающего «здесь», с бесконечно-нетварной Силой, пребывающей где-то «там», полностью за пределами мира. Скорее, это некая неразрывность между тварью и абсолютной творящей Любовью, лежащая в сущностной основе души. «Все мы сокрыты в Нем, – говорит Юлиана Норвичская, – а Он сокрыт в нас». В этой сыновней привязанности, даже если человек так и не осознает ее, и кроется одновременно духовное и разумное объяснение тех непосредственных движений и побуждений души, в которых и состоит вся суть личной веры, как бы мы их ни ощущали: как постоянное воздействие или как внезапные вторжения. То же самое можно сказать и о болезненных моментах очищения, посредством которых пробудившуюся душу подталкивают к гармонии с обитающей внутри Силой.

«На почве нашей души, внутри нас, – говорит Коссад, – Дух содержит школу. Он слушает и говорит, учит, движется, поворачивается и лепит нас по Своей воле. Такое чувство, что сам человек почти ничего не знает об этих действиях Духа на его дух, однако именно от них исходят те особые впечатления, что полностью обновляют его». По сути, ту же истину – которая является не чем иным, как философской санкцией на всякую религию, говорящую о воплощении и имеющую дело с таинствами, – пусть и немного иначе, повторяет фон Хюгель: «Главное убеждение и учение христианства состоит в том, что реальный Бог реально предварил все; что беспространственное реально сошло в пространство, пронзая духом физические чувства; что Вечный вошел во время, Бог – в человека». Перед нами учение о вселенной, в котором уже есть зародыш учения об искуплении и вся биография человеческой души. Пророчество и святость, Пятидесятница и Церковь – все их можно подвести под этот закон; и не только их, но и всякий намек на Святость, проникающий к нам через тварные вещи. Все это отчасти являет нам один и тот же Божий метод, одно и то же Божье деяние.

Итак, мы добрались до истины о трансдцендентном мире, которая, стоит ее принять, должна преобразить и подчинить себе все наше отношение к природному миру. Потому что прежде всего это означает, что мы, знающие и видящие вокруг природный мир, не можем достичь полного жизненного удовлетворения через взаимодействие, даже самое полноценное, только со сферой естественного. Теорией эволюции, которая утверждает, что мы просто растем внутри замкнутого естественного мира, нас тоже не объяснить. «Дух» с Его неземной красотой и ошеломляющей настойчивостью врывается из иного мира, который одновременно и вне нас, и внутри нас, чтобы овладевать, очищать и преображать, и человеческая жизнь может обрести полноту  только посредством Его всепроникающего действия, через Его внутреннее присутствие. Более того, это всепроникающее Божье действие совершается, прежде всего, внутри человеческого духа и через него, и посредством повседневных дел и событий. Это единственная известная нам территория, где естественное и сверхъестественное встречаются и сливаются воедино.

«Дух и дух, Бог и тварь, – снова говорит фон Хюгель, – это не два материальных тела, которые не могут одновременно занимать одно и то же пространство; напротив, что касается нашего духа, Божий Дух неизменно проникает в него, стимулирует его. Так же, в свою очередь, мы не способны воспринять Божьего Духа отдельно от нашего внутреннего духа. Наш дух облекает и выражает действия Его Духа; Его Дух сначала творит, а затем поддерживает и побуждает к активности наш дух».

Может быть, на этом учении взаимопроникновения реальностей будет выстроена практическая теология будущего.  Не следует видеть в нем замаскированный пантеизм. Ни один современный богослов так последовательно и энергично, как фон Хюгель, не предостерегал о том обеднении и извращении религиозного чувства, которое является неизменным последствием заигрывания с любого рода пантеистическим монизмом. В его словах слышится голос учителя, который изо всех сил старется сохранить эту двойную истину о вечной отдельности Бога и о вторичности человека, без которой нам никогда не выстроить теологии Духа, разумной и реалистичной именно благодаря смирению, идующему от осознания нашей собственной тварности.

На протяжении истории маятник религиозного опыта и мысли всегда качался то в одну, то в другую сторону, делая упор то на одну, то на другую сторону этой двойной истины. Иногда люди особо сильно ощущали абсолютную инаковость Бога – например, когда Карл Барт воскликнул, что Он стоит «отдельно от человека и всего человеческого, ни в чем и никогда не совпадая с тем, что мы называем Богом, – безусловное Стоп перед лицом всякого человеческого действия и безусловное Действие перед лицом всякого человеческого покоя»³. Это глубокое духовное прозрение, если взять его само по себе, непременно приведет нас к теоретическому или реальному деизму, напрочь стерилизуя ростки духовной жизни. С другой стороны, иногда особо выпуклую реальность для нас обретает Божья имманентность в душе, Его полное ею обладание; но без дополняющей его противоположности такое видение Бога подготавливает почву для пантеизма, этой вечной ловушки, подстерегающей мистика-эсклюзивиста. По всей видимости, только христианское богословие Святого Духа сохраняет обе важные истины, обе эти крайности и, возводя их к синтезу, создает достаточно широкий и разнообразный ландшафт для всех возможных проявлений духовной жизни. Здесь высокое благоговение, заставляющее нас простираться перед нуменом, смягчено и очеловечено смиренной любовью, с которой вся природа человека откликается на Божью Природу, воплощенную во Христе, когда на узкую сцену истории выходит высшая тайна искупительной любви.  Человек, с верой глядящий вне себя, уже не обречен на то, чтобы безнадежно взирать на Иного и Совершенного; его ждет совершенно реальная встреча с Духом Любви и Божьей Воли, Который трудится над его духом, «постоянно пронизывая и стимулируя  его», будучи одновременно источником силы и личностным влиянием. Перед нами три переживания или откровения Бога-Духа, каждое из который дополняет и обогащает два других. И хотя в каждой душе, устремляющейся к Богу, они, скорее всего, будут сочетаться по-разному и без явных и четких границ, здоровая жизнь духа обязательно должна откликаться на каждый аспект этого тройного откровения; иначе не бывает.

Итак, говоря о христианском учении о Святом Духе, мы имеем в виду Самого Бога, в Его святой реальности и любви, насколько мы можем их познать: об абсолютной инаковости Его Вечного Бытия и одновременно о Его внимательной, близкой и ласковой заботе обо всем творении. Мы не имеем в виду некую нематериальную энергию, душу развивающейся вселенной, но непоколебимую Реальность, которая предвосхищает все остальное, существуя в абсолютном совершенстве и живом многообразии, и не заключена в рамки нашего мира, но пронизывает его, пронизывает всю нашу деятельность и наши души, черпая преображающую силу из собственного совершенства. «Святой» Дух, трансцендентный и активный, отличается от нашего духа и от «духа природы»; но в то же самое время мы познаем и ощущаем Его и радость Его сверхъестественной щедрости во всех красотах творения. И поскольку мы имеем дело с живой, личностной и свободной Реальностью, Она нигде не познается так близко и ясно, нигде не действует так глубоко, как в тайном общении и дисциплине внутренней жизни человека. Формируя и оживляя тварное, Дух бесконечно превосходит его не только по степени, но и по существу, и довольно даже самого слабого и мимолетного религиозного переживания,  чтобы в этом убедиться. Он не подчиняется законам поступательного процесса развития, но свободен и существует отдельно от него, а значит, может вмешиваться, изливать дары света и жизни и открывать невообразимые, но подлинные уровни реальности за пределами тварной структуры естественного мира.

Получается, что эти два имени, «Дух» и «Небесный Отец», действительно создают несовершенный, но многообещающий образ той Реальности, которая способна утолить нашу метафизическую жажду и которую на собственном глубинном опыте знают молящиеся души. Во-первых, это уверенность в плодотворном и живом, но незримом и неземном Факте; в том, что страна Духа действительно существует и найти ее можно уже здесь, чуть перешагнув порог чувственного, но простирается она далеко-далеко, в неисследимые глубины Божьей жизни. Далее мы видим всепроникающий и заботливый характер этого Мира и Присутствия, так что влияние Его жизни на нас – это всегда влияние Его любви. Это двойное ощущение Бога – такого близкого, вездесущего, постоянно побуждаюшего нас к щедрости, чистоте и благородству, и одновременно такого далекого в неизменном совершенстве этой щедрости, чистоты и благородства – является главным основанием человеческой религии.  И когда мы удерживаем перед мысленным взором оба эти факта – бескрайнюю Реальность в ее радости и чуде, эту ласковую заботу, пронзающую сердце, – наш собственный мир съеживается – и мир обыденной повседневности, и даже возвышенный мир религии, – и мы понимаем, что он имеет значимость только как театральные подмостки, на которых происходит это непрестанное и многообразное Божье Действо. И тогда, проникая сквозь тварные физические и психологические факты, составляющие ту сферу, что определяет весь характер нашей жизни, мы познаем Нетварный Факт, личный и творящий, Чье формирующее воздействие и требования достигают нас внутри и посредством той самой тварной сферы, на которую настроена наша естественная жизнь. Ибо если весь этот прекрасный природный мир похож на гигантскую фреску, где можно увидеть широту и великолепие Божьей мысли, то человеческая душа подобна изящной скульптуре из слоновой кости, которую тот же самый Художник отделывает лично, с самой пристальной и нераздельной любовью.

Такое учение о формирующем воздействии святого, живого Духа невозможно втиснуть в терминологию «последовательного эволюционного развития» или какого-либо другого процесса, потому что сущность христианской философии, подкрепленной христианским опытом, состоит в том, что Дух существует сначала, прежде всего иного. «У Тебя источник жизни» – изначальная первопричина всего.  Поэтому хотя христианская философия может, в общем и целом, принять и одухотворить эволюционную теорию естественных процессов, принять эволюционную теорию в качестве полного объяснения начала и причины этих процессов она не может. Чтобы выразить все, что передано ей в откровении, ей необходимо, чтобы помимо и внутри природного мира было сверхъественное измерение. И даже в чисто природном мире, рассматриваемом с духовной точки зрения, все явственнее и четче обнаруживается качество, указывающее за его пределы. Как говорит Джерард Хопкинс:

Мир полон до краев величьем Божьим.

        Оно слепит, как слитков мириад;

        Оно зовет к Творцу, как масло из лампад

Разлитое …

… И все ж природу не ввести в расход;

Есть свежесть в таинстве вещей бездонном;

Хоть черный запад блеск огней уймет,

Но ах! – восток уж тронут бурым тоном;

Ведь Дух Святой наш мир кривой блюдет

Крылами светлыми и теплым лоном⁴.

Это теплое лоно, источник творящей и хранящей жизни, обращено к земле: светлые крылья, распростертые над иной, трансцендентной, свободной и совершенной сферой существования, отражают сияние Вечности. Воистину удивительный образ двойного действия Бога, двойной Божьей любви.

Примечания:

[1] Сакраментарий Геласия (ок. VI в.).

2 Рим. 8:16.

3 Karl Barth, "Conception of God.”

4 Перевод А. Пирина.